Геннадий Шахов о своём боевом брате

10._na_zasedanii_obshchestvennoy_palaty_rossiyskoy_federacii.jpg

Председатель Совета ветеранов Управления по взаимодействию с институтами гражданского общества и средствами массовой информации МВД России полковник запаса Геннадий Шахов рассказывает о старшем сержанте Николае Хворых.

17 июня 2021 года исполняется 40 лет со дня гибели в Демократической Республике Афганистан моего друга детства и соседа по улице старшего сержанта Воздушно-десантных войск Николая Хворых, посмертно награждённого орденом Красной Звезды.

В семье он был седьмым, самым младшеньким ребёнком. Его мама, Мария Ивановна, души в нём не чаяла и, крепко расцеловывая сынишку в румяные щёчки, говорила: «Ведь ты – мой самый любимый, самый хороший!» Отец – фронтовик Сергей Иванович – прихрамывая на раненую ногу и потягивая «козью ножку», скрученную из газеты и набитую ядрёной махоркой, лукаво улыбался, когда жена баловала Кольку.

Детство

Мы жили через два дома друг от друга. В раннем детстве я целыми днями пропадал в семье Хворых. Тётя Маруся выпекала в русской печи ароматные ржаные хлеба. Их запах мне помнится по сей день. Она варила в чугуне пшённую кашу с картошкой, которую в селе называли «сливухой». И не было тогда на свете ничего вкуснее этой каши с парным молоком.

С малых лет Коля помогал родителям по хозяйству. Присматривал за коровой и поросёнком, кормил гусей и кур. Трудился в огороде. Когда подрос, стал разводить кроликов. А какая у него была голубятня! Бывало, часами наблюдали мы за завораживающим полётом «сороки», которая настолько высоко взмывала в синюю высь, что в небе виднелась лишь крохотная точка.

В тёплое время года ребятня целыми днями пропадали на улице. Играли в прятки и в лапту, гоняли в футбол. Да и речушка Скромна была тогда поглубже и почище. Купались, ловили рыбу, запекали в костре картошку. Колька всегда придумывал какие-нибудь новые занятия для сверстников. Как говорится, голь на выдумки хитра!

Чего греха таить, в начале 60-х годов прошлого столетия не всем на селе жилось припеваючи. Особенно многодетным семьям. А потому любимым лакомством у мальчишек была горбушка хлеба, сдобренная сахарным песком. Иногда забирались гурьбой в соседские сады-огороды за фруктами-ягодами. Потом, конечно, доставалось от родителей по самому большому счёту. Но через некоторое время всё повторялось. Спелые груши на чужих деревьях почему-то казались нам вкуснее своих. А организатором всех подобных вылазок выступал, конечно, Колька. Он вёл себя всегда отчаянно и смело, а порой даже дерзко. Не по годам взрослел. Жизнь заставляла его смотреть на мир объективно, со всей серьёзностью.

В школе учился неохотно, потому что в душе был романтиком. Зато на рыбалке ему не было равных. На самодельную ореховую удочку мог наловить таких щук и язей, которые не каждому опытному ловцу попадались. В летнюю пору на чердаке у него всегда были вяленые «хвосты».

Отрочество

Шли годы, мы подрастали. Старались шагать в ногу со временем. Когда в Каликине построили Дом культуры, многие мои ровесники записались в кружок художественной самодеятельности, поступили в музыкальную школу. Пятеро мальчишек с нашей улицы играли тогда в детском духовом оркестре. Среди нас был и Колька. Только недолго он выдувал звуки из закрепленной за ним «альтушки». Не понравился ему инструмент, ушёл он из оркестра. Зато приобрёл у знаковых охотничью собаку по кличке Эра породы курцхаар. Вот это было уже по-взрослому! Чего греха таить, мы все тогда обзавидовались ему. Еще бы! Собака оказалась умнейшей, выполняла все команды нового хозяина беспрекословно.

Вспоминаю, как Колька нянчился с племянницами Танюшкой и Томочкой, как любил катать на соседском мотоцикле «Минск» старшего племянника Димку, приезжавшего на летние каникулы из Москвы. А младшего – Саньку – постоянно таскал за собой на речку ловить пескарей. К общению с детишками он относился со всей ответственностью, очень любил их, всегда заступался за малышей и заботился, чтобы они ни в чём не нуждались. Для родных племяшей у Николая всегда в кармане находилась сладкая карамелька или сушка с маком.

Обладавший искромётным юмором и присущей ему гибкостью мышления, он постоянно что-то изобретал, выдумывал. Не обходилось, конечно, без хулиганских выходок. Поступки свои Колька совершал с какими-то невероятными приколами и острыми шутками. За что его прозвали Чудаком. Так его называли в семье братья и сёстры, друзья-товарищи и соседи. Он на это не обижался. В ответ мог лишь отпустить острое высказывание или дать кому-нибудь смешное «погоняло».

В 60-70 годах минувшего века в каликинском сельмаге можно было купить кукурузные хлопья с сахарной пудрой, упакованные в объёмные картонные коробки. Стоили они несколько копеек, поэтому с прилавков эта продукция улетала за несколько часов. К вечеру не центральной площади села валялись пустые упаковки. Контейнеров для мусора тогда не было, поэтому скушавшие лакомство ребятишки бросали коробки где попало. В том числе и перед зданием Дома культуры, где пацаны собирались гурьбой, обсуждая своё нехитрое житьё-бытьё и дожидаясь окончания фильма.

Где Колька нашёл в тот вечер кирпич и что он собрался с ним делать, никто сразу не догадался. Но когда положил его в одну из пустых коробок из-под кукурузных хлопьев, отнёс к ступенькам ДК и поставил на ребро, все захохотали. Ждать прикола долго не пришлось. Через несколько минут закончилось кино, и из душного зала высыпали люди. Я был свидетелем следующего документального кадра.

Одним из первых на улице появился местный парень, недавно отслуживший в армии. Он лихо извлёк из пачки сигарету «Ява» и полез в карман за спичками. Вдруг его внимание привлекла упаковка из-под детского лакомства, которая стояла аккурат на пути следования около ступенек. Пройти мимо неё ну никак нельзя было! На то и сделал расчёт Колька, когда её устанавливал. В следующую секунду последовали резкий размах ноги и сильный удар пинком по коробке с кирпичом.

Взвыв от боли, парень выронил изо рта сигарету. А когда услышал громкий, дружный смех и увидел среди ребятишек Николая, сквозь зубы процедил: «Ну, Чудак, держись!» Однако след того уже простыл…

Юность

После окончания восьмого класса Ленинской средней школы Коля Хворых поступил в Касимовское речное училище. Похвастался тогда, что его будущая профессия будет называться очень даже солидно: «машинист-рулевой». Практику проходил на теплоходе «Рязань». Объездил по рекам всё Золотое Кольцо России. Гордился этим, много рассказывал о своих путешествиях. Пригласил меня как-то в столицу, назначил время встречи на Речном вокзале. До сих пор вспоминаю, как мы мечтали, обсуждая жизненные планы, как любовались закатом солнца над Москвой-рекой и как пили из гранёных стаканов портвейн.

В народе говорят, что человек предполагает, а Господь – располагает. Не суждено было осуществиться планам Николая. Вернулся он после прохождения практики домой, к престарелой матери. Устроился работать в Дом культуры худруком. Обивал пороги добровского райвоенкомата, просил, чтобы его призвали на действительную срочную службу. Там ему объяснили, что сына-кормильца многодетной матери-героини в армию не возьмут, по закону не положено. Это нынешняя молодёжь правдами и неправдами пытается увильнуть от призыва, а в те времена ни одна девчонка не выходила замуж за парня, который Родине не отслужил.

Добился-таки своего Чудак! В апреле 1979 года его всей улицей проводили в армию, наказали верой и правдой защищать Отечество. Сразу попал в Прибалтику, в школу младших командиров Воздушно-десантных войск. После окончания «учебки» через полгода его отправили в Демократическую Республику Афганистан. Там был сначала сержантом, командиром отделения, а затем его назначили заместителем командира взвода. Письма от него приходили мне нечасто. Писал Колька всегда коротко, но по существу: о службе, о жизни и быте местного населения. Как-то раз упомянул о том, что на висках появились первые седые волосы – гордость настоящего десантника.

Последнее послание с треугольником на конверте пришло от него в мае 1981 года. Он прислал фотографию с подписью: «На память другу Гене от Коли. Кабул. Апрель 1981 г.» На груди старшего сержанта Николая Хворых сияла медаль «За отвагу». Он сообщил, что получил её за успешное проведение спецоперации. В том же письме попросил больше не отвечать ему, потому что воинов-интернационалистов пообещали скоро отправить в Союз. В июне его должны были уволить в запас.

Мамин крестик

О гибели Кольки я узнал в Рязани от друга детства Виктора Вострикова, который учился вместе с ним в Касимове. Церемония прощания с павшим воином состоялась 27 июня 1981 года. К цинковому гробу брата успела прилететь из Владивостока в Каликино сестра Николая – Тамара с мужем Александром. Из Москвы приехали старшие братья Михаил, Александр и Виктор, сёстры Любовь и Лидия. Похоронили старшего сержанта Хворых со всеми воинскими почестями на сельском кладбище. Его матери передали документы сына, в том числе – окровавленный комсомольский билет, пробитый пулей.

...Когда моя мама узнала о том, что Колька попал в Афганистан, по почте в простом конвертике без марки вместе с письмом отослала ему талисман – нательный крестик, освящённый в церкви. Позже она узнала от сослуживцев Николая, проживавших в Трубетчино и навещавших его мать, что за день до гибели, перед самым «дембелем», он передал этот крестик молодому солдатику, которому предстояла долгая и опасная служба в мятежной республике. Интересно, уберёг ли мамин талисман того бойца от смерти?

Эпилог

За мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга, старший сержант Николай Хворых был посмертно представлен к ордену Красной Звезды. На фасаде здания Ленинской средней школы села Каликина, в которой он учился, в память о воине-интернационалисте установлена мемориальная доска.
У Валентина Гафта есть такие строки:

Мы живы, а они ушли туда,
Взяв на себя все боли наши, раны…
Горит на небе новая звезда,
Её зажгли, конечно, хулиганы.

Так пусть эта звезда всегда будет сиять ярким светом в память о всех воинах, до конца выполнивших священный долг перед Родиной!

Геннадий Шахов, полковник запаса, член Союза журналистов СССР